Это случайно увиденное и услышанное мною интервью, конечно, не стоило бы упоминания. Отловил я его на телеканале, который ведет уехавший на Украину бывший лидер телеканала НТВ Евгений Киселев. Собеседником его был некий американский гражданин советского происхождения, примечательный тем, что сделал в США впечатляющую (по мнению Киселева) военную карьеру. Интервью как интервью. Дежурный набор банальностей, обличающих российскую политику.
Да вот резануло… Американский собеседник Киселева пошутил: дескать, в представлении западного обывателя русские имеют другую, непонятную физиологию. И даже рассказал короткий, пошловатый анекдотец, который, возможно, был бы уместен в тесном мужском застолье, но никак не предназначался для телевизионной аудитории.
Разозлился я на этого шутника. Чуть ли не простер руку: какое он имеет право?.. Потом все-таки сообразил: я-то чем лучше? Разве только тем, что не рассказываю по украинскому телевидению похабных анекдотов про русских…
Но ведь сколько я написал уничижительного про своих соплеменников. Сколько раз употребил я мерзостное по отношению к ним словечко быдло. Сколько раз талдычил о деградации наших людей – умственной, духовной, нравственной, физической. Об их нежелании и неумении работать. Об их граничащей со слабоумием апатией. О зависти. О злобе, о ненависти… О поклонении слепленным из дерьма кумирам. Сколько раз я подшучивал и над таинственной русской душой, и над, скажем так, особенностями национального характера, мировоззрения, мироощущения. Хотя, конечно, не просто так писал и подшучивал. Я ведь живу среди этих людей. И всю эту темную энергию чувствую собственной шкурой. Отделить их от себя? Но это будет нечестно.
Скорее всего, эти мои размышлизмы так бы и растворились во времени и пространстве. Но совсем недавно и весьма неожиданно были официально опубликованы данные о потерях Советского Союза во второй мировой войне. Вдумайтесь: сорок два миллиона! На пятнадцать миллионов больше последнего – горбачевского – мартиролога. На тридцать пять миллионов больше сталинского. Почему-то это чудовищное число затронуло весьма немногих наших публицистов. А подавляющее большинство нашего населения о нем – я полагаю – и не услышало.
Но это только отечественная война. А до нее – война гражданская, коллективизация, гладоморы, репрессии, финская бездарная кампания, выселение народов, послевоенный гладомор, послевоенные репрессии. Это ж сколько надо прибавить?! Это ж сколько сгинуло людей? Треть населения? Половина? Понятно, что мельница молола без разбора, все народы империи прошли через ее жернова. Русских, конечно, больше. Боже сохрани – всякое сравнение кощунственно. Рядиться смертями – занятие паскудное, богомерзкое. Я к тому, что именно русское население определяло менталитет страны. Оно и шло первым в жернова. Его элита первой растворилась по заграницам, полегла в расстрельных подвалах и на лагерных погостах. Работящие, предприимчивые мужики сгинули в коллективизацию, погибли в войну, потом начали спиваться целыми деревнями, целыми районами. Сколько потенциальных молодых гениев осталось в никому неизвестных братских могилах…
Это трагедия. Наверно, величайшая трагедия в истории человечества. Отдаю отчет: у каждого народа была своя катастрофа. Иной раз смертельная, безвозвратная. Но не было бедствия столь масштабного (на уровне апокалипсиса), раскинувшегося на одной шестой части земной суши, расплескавшего свои ядовитые брызги чуть ли не по всему миру. И не в языческие, кровожадные времена, не в темное, дикое средневековье. Да еще случившегося с народом, который при всей своей противоречивой сущности, был великим. Создавшим великую литературу. Музыку, изобразительное искусство, балет, театр, кинематограф. Оригинальные философские учения. Добравшимся до передовых позиций в науке и инженерии. Сумевшим – как бы то ни было – создать огромную державу, влияющую на судьбы человечества.
Речь не о причинах русской катастрофы, не о ее демонах – сколько о них можно говорить… Какая разница: беда это нашего народа или вина его. Надо просто констатировать факт: с нами, с дедами нашими, с родителями случилась трагедия. Мы ее участники, мы ее зрители. Мы – ее движущая сила. И ведь были у нас возможности выкарабкаться. В оттепель, в перестройку… И вроде как даже была видна грань, за которой ждала нас совсем другая жизнь, призрачные надежды обретали вполне ощутимую плоть. Нет! Срывались обратно. Опять засасывала нас воронка. И похоже, что больше у нас никаких шансов уже не будет. Так что детям нашим и внукам, родившимся в нынешней России, предстоит пережить последний акт трагедии. Каким он будет? Может быть, кровавым… Но, скорее всего, долгим, изматывающим погружением в зловонное болото. А эпилог придется на долю тех русских, если они, конечно, будут чувствовать себя таковыми, проживая в других странах и в другое время.
Конечно, страшно все это осознавать. Приходится гнать от себя мысли о надвинувшимся национальном небытие. Да не получается.
А тут еще – давешняя хамская реплика, подкрепленная индюшачьим самомнением, пренебрежительным тоном, явственным стремлением унизить людей, к числу коих я отношу себя самого. Оно бы и черт с ней и ее автором, мало ли чего не наслушается в своей жизни человек моего возраста. Но подишь ты – не идет из памяти. Спорить не буду: в сволочное нынешнее время перевести трагедию в фарс ничего не стоит. Охотников до такой работенки хватает. А только трагедия эта – моя. Я в ней родился, в ней помру, в ней растерял многих дорогих мне людей. Я и себя-то в ней потерял. Но что я могу сказать оскорбившему меня человеку (да, именно так я по-мальчишески воспринимаю услышанное)? Полагаю, что полемика с ним бессмысленна. Да к тому же еще и унизительна. Ей Богу – в прежние, гусарские, времена вызвал бы его на дуэль. И все дела! Глупо, конечно, зато красиво. И радикально. Впрочем, какую сатисфакцию я могу получить от субъекта, которого, судя по всему, в детстве не научили ценить человеческое достоинство. То-то и оно…
