22 октября 1956 года на собрании Московского отделения Союза писателей. состоялось обсуждение только что вышедшего романа В.Дудинцева «Не хлебом единым». Опубликованный на страницах журнала «Новый мир» роман наделал много шума, сделавшись не только литературным, но и политическим событием. Но ещё больше, чем сам роман, вызвала резонанс произнесённая на этом обсуждении речь Константина Паустовского, который объектом своего внимания избрал не роман в целом, а одного из его героев – директора комбината Дроздова, символизирующего в его глазах родовые черты советской партократии, безраздельно хозяйничавшей в стране «победившего социализма». По сути, он был первым, сказавшим вслух о явлении, которому социологи и политологи попытались дать название лишь годы спустя и которое под пером югославского коммуниста-диссидента М.Джиласа получило впоследствии широкую известность под именем «Новый класс».
«Это племя хищников и собственников, – заявил с высокой писательской трибуны Паустовский, – не имеющих ничего общего ни с революцией, ни с народом, ни с социализмом. <…> Они узурпируют власть и право говорить от имени народа. Они выдают за мнение народа свои обскурантские взгляды. Они страшны своей живучестью, цепкостью, приспособляемостью...». В своей речи Паустовский рассказал и о том, как имел случай общаться с этой публикой во время туристического круиза по Средиземному морю, что очень напомнило мне наших современных «хозяев страны» с их «невыносимой спесью и абсолютным равнодушием, даже враждебностью ко всему, кроме своего положения и поводов для собственного чванства».
Да, всё происходит сегодня почти по Паустовскому, и люди, захватившие командные позиции в постсоветской России, это, в сущности, тот же самый «новый класс», его прямые наследники, только, может, чуть пообтёсаннее и покультурней. Да только вот разделить оптимизм Константина Георгиевича, сказавшего что «народ, осознавший свое достоинство, сбросит, конечно, Дроздовых со своего пути», сегодня, пожалуй, довольно трудно. Увы, всё оказалось гораздо сложнее, и где он, свет в конце этого туннеля, не знает, наверное, и сам Господь Бог.
Игорь Рейф
Константин Паустовский
Я не собираюсь говорить о литературных достоинствах или недостатках романа Дудинцева. Дело сейчас не в этом.
Роман Дудинцева - крупное общественное явление, и в этом его значение. Это — первое сражение с Дроздовыми, на которых наша литература должна обрушиться со всей силой своего гнева, пока они не исчезнут из нашей действительности...
Книга Дудинцева — грозное предупреждение. Опасность Дроздовых не уменьшилась. Они страшны своей живучестью, цепкостью, приспособляемостью... Сравнительно недавно мне пришлось быть среди Дроздовых довольно продолжительное время и вплотную их наблюдать. Это было на теплоходе «Победа». Половина пассажиров состояла из нашей интеллигенции — художников, писателей, ученых, рабочих, актеров. Это был один слой, который занимал преимущественно второй и третий классы. Другой слой составляли крупные, так называемые номенклатурные работники. С ними у нас никакого общения не было. И быть не могло. Потому что в большинстве своем Дроздовы невыносимы своей спесью, абсолютным равнодушием ко всему — и я бы сказал, даже враждебностью ко всему, кроме своего положения и поводов для собственного чванства. Кроме того, они поражали невежеством...
Достаточно тех весьма «классических» вопросов, которые эти люди задавали проводникам и переводчикам. Приведу только два-три примера. Этого будет достаточно.
Вы знаете, что в Сикстинской капелле есть фрески Микеланджело «Страшный Суд». Один из Дроздовых спросил гида «Что это у вас тут нарисовано? Суд над Муссолини?» (смех). А о чем свидетельствует такой вопрос, заданный в Афинах: «Как пролетариат допустил постройку Акрополя?»
Кроме того всё, что есть на Западе, по мнению Дроздовых, подлежит огульному осуждению. Когда мы шли Эгейским морем и мой сосед сказал мне на палубе: «Какое великолепное море!», то один из Дроздовых, стоявший рядом, грубо оборвал его: «А у нас что? Моря хуже? — И сказал тут же стоящему рядом другому Дроздову: — Надо будет этого товарища проверить». Это мелкий, но характерный случай, определяющий лицо Дроздовых.
Я говорил о тревоге, которую испытывает Дудинцев и все мы. Где корни этой тревоги? Почему так встревожен Дудинцев — человек, безусловно, большого мужества и большой совести?
Дело не в том, что есть несколько чинуш, как здесь кто-то говорил. Это явление гораздо более сложное и серьёзное. Дело в том, что у нас в стране существует и даже процветает новая прослойка людей... Это племя хищников и собственников, не имеющих ничего общего ни с революцией, ни с народом, ни с социализмом (голоса с мест: «Правильно!»)...
Величайшая заслуга Дудинцева в том, что он ударил по самому больному месту, что он пишет о самом опасном явлении в нашем обществе. На это нельзя закрывать глаза, если мы не хотим, чтобы Дроздовы заполонили и опустошили страну...
Они узурпируют власть и право говорить от имени народа. Они выдают за мнение народа свои обскурантские взгляды. Они могут совершенно спокойно и бесцеремонно выйти вот на эту трибуну и разглагольствовать о романе Дудинцева, что он не нужен и вреден и что так думает народ и что народу нужно. (Аплодисменты.)
Вы извините меня, что я говорю слишком резко. Но я считаю, что никакой дипломатии и намёков в этом вопросе быть не может и не должно, потому что слишком серьёзно и слишком опасно.
Откуда они появились, Дроздовы? Это — наследие культа личности. Они выросли на нем, как на опаре... Они взошли на дрожжах 1937 года. Обстановка культа личности приучила их не считаться с народом. Народ для них навоз, удобрение для своего благополучия... Они воспитывались на потворстве низким человеческим качествам. Их оружие — предательство, ложь, клевета, интриги, моральное убийство и прямое убийство. Раз я уже заговорил об этом, то должен сказать, что если бы не было Дроздовых, то сейчас с нами, в нашей среде, жили и работали бы такие талантливые люди искусства, как Мейерхольд, Артем Веселый, Бабель и многие другие (аплодисменты). Этих людей и еще тысячи других, представлявших ум и талант нашего народа, уничтожили Дроздовы. Уничтожили во имя собственного вонючего благополучия...
Дроздовы характерны еще тем, что они создали страшный бытовой шаблон, вплоть до того, что одинаково одеваются и все говорят одинаково мертво с полным незнанием русского языка, по-казенному. Это тяжелая сила, которая давит страну.
Дроздовы прикрываются словами о благе народа. В их устах эти слова звучат кощунственно и преступно. Нельзя давать им право говорить от имени народа и опустошать человеческие и материальные богатства страны ради их собственных интересов...
Мы знаем, что народ, осознавший свое достоинство, сбросит, конечно, Дроздовых со своего пути.
